Актер Григорий Верник — о съемках в «Кентавре», баталиях с отцом и самостоятельной жизни

Актер Григорий Верник заявил, что Юра Борисов мотивирует коллег на съемочной площадке

В прокате стартовал триллер «Кентавр» режиссера Кирилла Кемница. Это история о ночном таксисте в исполнении Юры Борисова, к которому подсаживается героиня Анастасии Талызиной — она тоже работает по ночам. Продюсировал фильм режиссер голливудских боевиков «Хардкор» и «Никто» Илья Найшуллер, а одну из ролей сыграл Григорий Верник. В интервью «Газете.Ru» 23-летний актер признал сходство «Кентавра» с американскими триллерами, восхитился подходом Юры Борисова к работе и вспомнил, как начал жить отдельно от родителей.

— Не кажется ли вам, что «Кентавр» похож на американское кино — в духе «Хардкора» и «Никто» Ильи Найшуллера, с кровью и спецэффектами?

— Да, сто процентов, но я могу отметить не сходство с американским кино, а то, что это интересная экшен-история. Потому что я бы не сказал, что площадка была американской. Но это было очень профессионально и круто.

— С точки зрения площадки — что вы имеете в виду?

— Я часто смотрю YouTube-канал «Behind The Scenes», где показывают, как снимали какие-то фильмы, мне это интересно. То, что мы снимали здесь, —  это очень хороший уровень российского кино. Высокий уровень организации и самих съемок. Все находящиеся на площадке участники были полностью вовлечены в процесс. У меня сложилось ощущение, что там не было людей, которые делали бы свои обязанности вполсилы. Все горели тем, чтобы сделать круто.

— Вы проходили пробы на эту роль — или получили приглашение, исходя из вашего предыдущего опыта?

— Я был на пробах, но, если не ошибаюсь, был единственным, кого на эти пробы пригласили. Мне было очень приятно. Мы не были знакомы с Кириллом, впервые встретились на пробах. Я сначала еще подумал, что это какой-то странный чувак. Но мы пообщались, почитали, поговорили — и сложился хороший тандем.

— А с Ильей контактировали?

— Мы с ним разговаривали один раз по видеосвязи на площадке — и все. Пытались придумать решение одной из сцен — я, честно говоря, даже не помню уже, какой. Это была ночь, мы вообще снимали только по ночам. Я помню, что мы сидели в машине и что-то пытались изобрести.

— Сложно ли работать только ночью? Или вы сова?

— Я сова. Мне проще не ложиться до 6 утра, чем в 6 утра встать. Но вообще, когда смены только ночью, все равно ты ловишь этот ритм — и организм сам начинает тебе помогать, перестраиваться в новый режим.

— У вашего героя было не так много экранного времени. Сколько ночей вы снимались?

— Мне кажется, смен 5-6. Это тоже, кстати, хороший показатель. Да, у моего героя действительно немного экранного времени, но никто не говорил: «Давайте быстрее, надо все отснять, чтобы поменьше смен сделать». Снимали поступательно, поэтапно. Сколько нужно времени, столько и было потрачено. Потому что у всех было желание сделать хорошо.

— Как считаете, не обделили ли вашего героя экранным временем?

— Я, естественно, хотел бы развить его больше. Считаю, что в сиквеле у него должен появиться брат-близнец, который будет мстить (смеется). А если серьезно — нет, не обделили. Я думаю, что там найден баланс, который помог создать необходимую атмосферу. Все-таки это фильм про героев Юры Борисова и Насти Талызиной.

— Как вы готовились к воплощению своего героя? Может быть, у кого-то переняли его мимику с нервными тиками?

— На самом деле, да, — я вспомнил своих нескольких друзей, у которых есть всякие тики. Я, собственно, перенял это еще у Кирилла, режиссера. Он иногда делает определенные движения ртом, мне это очень понравилось. Мы с ним обсудили использование этого жеста, он одобрил. Это все не придуманные из головы, а реальные собирательные подергивания разных знакомых мне людей. Это моя первая роль такого формата, где надо быть не просто собой: «Я Гриша, здрасьте, меня утвердили, я буду такой», — а все время находиться в таком характерном образе. Мне очень понравилось, было интересно.

— Общались ли вы с Юрой Борисовым на съемках? Каким он вам запомнился?

— Да, конечно. Юра мне показался очень заинтересованным и искренним. Я наблюдал, как он ведет себя на площадке, как он готовится, как отдается процессу съемки. Для меня это пример, которому я стараюсь следовать. Потому что Юра вникает во все нюансы. Например, мы разбирали какую-то сцену, где его не было. Он стоял рядом с нами и заинтересованно задавал вопросы, хотя его в этой сцене, повторяю, не было, он появлялся в кадре позже. И мне показалось, что это дико круто, потому что человек готовится. Не занимается тем, что «вот я, как я себя преподнесу». Он работает на общее дело. Это очень мотивирует, на самом деле, дает такую хорошую поддержку. Мне это очень помогало.

— Перед выходом триллера «Никто» Илья Найшуллер сказал, что покажет этот фильм отцу. А вы хотели бы показать «Кентавра» своему отцу?

— Я покажу, конечно. Он придет на премьеру. Будем смотреть вместе, потом обсуждать.

— Он любит такой жанр?

— Да-да. Он любит разное кино. Мы иногда, сейчас намного реже, садимся, просто чтобы вдвоем что-то посмотреть. На карантине мы пересмотрели много фильмов. Сидели вместе и смотрели кино. И да, экшен — это всегда интересно.

— Можете ли вы вспомнить пример рабочей критики от отца, которая вам действительно помогла?

— В 2020 году, несмотря на карантин, все равно нужно было проходить пробы. Поскольку мы сидели вместе с папой, пробы приходилось записывать вместе. И вот там были такие баталии у нас, споры, выяснения, что верно, что неверно, почему, какая мотивация, откуда что. Но это помогает. Это здорово, когда есть опытный человек, который хочет бескорыстно сделать тебе лучше.

— Стали ли вы смелее перед выходом на сцену или в кадр после обучения в Школе-студии МХАТ?

— Все равно нервничаешь каждый раз, как в первый. Понятно, что появляется вроде бы какая-то ясность, но потом ты натыкаешься на что-то, что говорит тебе: «Парень, никакой ясности нет, ты все еще ничего не понимаешь». Но в этом, на самом деле, наверное, и есть главный кайф этой профессии, что каждый раз находишь что-то новое. Безусловно, у тебя появляется опыт. Опыт очень важен, это очевидно. Но мне кажется, что самое крутое, это когда тебе приходится каждый раз пробовать, и ты не знаешь, на что наткнешься.

— Есть ли у вас какие-то ритуалы перед выходом на сцену, чтобы справиться с тревогой?

— Перед выходом на сцену у меня это происходит всегда по-разному. Есть спектакли, где я не волнуюсь по какой-то причине, — например, «Гамлет in Moscow» в Театре на Бронной. Мне настолько близок жанр этого спектакля, поставленного Константином Богомоловым, что я совершенно спокойно выхожу и делаю свое дело. Перед «Гамлетом» я могу сидеть в гримерке с ребятами, болтать, смеяться. Вышел на сцену, вернулся обратно. А есть, например, у нас спектакль «Вероника», тоже в постановке Богомолова, где я стою с выпученными глазами, не дыша, чтобы не пропустить слово, с трясущимися руками. Не знаю, видимо, еще нет какой-то стопроцентной уверенности.

Кстати, Сережа Гилев, который тоже снимался в «Кентавре», не тратит себя на разговоры, на кофе-чай, ожидая выхода на площадку. Он занимается настроем на то, что будет происходить. На спектаклях все тоже работает индивидуально для каждого конкретного случая. Здесь я могу расслабиться, а здесь мне нужно быть максимально сфокусированным.

— Эта фокусировка нужна всегда или только когда начинаешь играть определенный спектакль? Не появляется ли привычка после многократных повторов?

— Я думаю, что фокусировка вообще нужна всегда. Всегда надо быть максимально настроенным на то, что ты делаешь. Чтобы быть в этом гибким, надо понимать все, что ты будешь делать, до конца разобраться. Если ты в этом не разобрался, сам начинаешь плыть, подставляешь себя в первую очередь. А также подставляешь всех вокруг, потому что все завязаны друг на друге.

— Я имею в виду, сохраняется ли эта сложность со временем — либо с опытом она проходит?

— Все равно нервы. Это внешнее проявление, просто где-то эти нервы ты убираешь вовнутрь, замыкаешься и настраиваешься молча, а где-то, наоборот, это надо из себя выпустить, чтобы спокойно выйти, выговорившись за кадром.

— Вы говорили, что нейтрально относитесь к брендам и можете купить себе что-то совсем недорогое в масс-маркете. Можете назвать свои две самые дорогие вещи? Одну в моральном смысле, а другую в материальном?

— Моя самая дорогая покупка — это телевизор. Мне очень было важно разобраться, какой он будет. Я потратил 2,5 месяца на то, чтобы перечитать все, что есть про телевизоры. Понять, какая лучшая фирма, какая модель. Когда я выбирал телек, знал, что означает каждая буква и цифра в названии. А что дорого в моральном смысле… Мне приходит в голову настольный футбол, вот он стоит рядом. Его мне подарила любимая девушка на 23 февраля.

— Сколько телек стоил?

— Не скажу.

— Во сколько лет вы начали жить отдельно от родителей? Были ли готовы к самостоятельной жизни?

— Отдельно я начал жить на четвертом курсе института. Это, получается, в 2020-2021 годах. Вообще по-другому все! Но я стал жить не один, а с девушкой, поэтому мы вместе справлялись со всеми новыми обстоятельствами. Для меня они были более новыми, потому что я был очень несамостоятельным человеком, привык к домашнему комфорту. Но как-то перестроился. Это дает даже какую-то внутреннюю свободу. Сразу понимаешь, что если ты что-то не сделаешь, то никто не это сделает, что место, где ты живешь, зависит полностью от тебя. Интересный, классный опыт. Мне нравится приезжать к родителям в гости — сразу хорошо, клево, мама все приготовила.

— Что было самым сложным при сепарировании от родителей?

— Наверное, объяснить родителям, что я теперь живу отдельно. Теперь все, расслабьтесь, за мной необязательно следить, не надо совместно решать каждый шаг, продумывать каждую мелочь. У меня есть своя голова, я занимаюсь своими делами.

— А в бытовом плане у вас девушка рулит или вы?

— Мы вместе.

— У многих влюбленных пар есть какая-то точка на карте, которая много значит, связана с какими-то особыми воспоминаниями. А где это место у вас?

— В Крыму. У нас, собственно, там все и началось. Мы летом поехали в Крым с однокурсниками, среди которых была Маша. Это был, наверное, самый крутой отдых в моей жизни. Просто он был внезапный, мне позвонили друзья и сказали: «Мы завтра летим». Я говорю: «Я с вами».

— Каким вы видите себя, например, в 30 лет? Будут ли у вас дети?

— Может быть, кто-то скажет, что это неправильно, но я не проецирую себя через 5-10 лет. Я в последнее время даже думаю о том, что стоит начать это делать, наметить какой-то план. Но в данный момент у меня такого плана нет. Хочется верить, что в 30 лет я буду счастлив, что рядом есть любящие люди. Конечно, мы всегда желаем себе всего самого лучшего. Просто о том, что именно станет лучшим, я узнаю как раз ближе к 30.